FineWords.ru Цитаты Афоризмы Высказывания Фразы Статусы Поздравления Стихи

Грустные стихи о жизни


С разбитым сердцем можно жить!
Смеяться, завтраки готовить,
С ребенком суффиксы учить
И в тихом месте дачу строить.

С разбитым сердцем можно жить
И флиртовать, слегка смущаясь,
В театры иногда ходить,
Игрой актеров восхищаясь.

С разбитым сердцем можно жить,
Любуясь в зеркало собою.
И с лучшим другом водку пить,
И плакать над его судьбою.

С разбитым сердцем можно жить
И делать по утрам зарядку.
И на работу приходить,
Карьеру строя по порядку.

С разбитым сердцем можно жить,
О летнем отпуске мечтая.
А по ночам одной курить,
В груди осколки собирая…

© Автор неизвестен

На станции гудели паровозы

На станции гудели паровозы,
Скрипели у колодцев журавли,
И алые, торжественные розы
За пыльными оградами цвели.

Mы у реки встречались вечерами,
Мы уходили в дальние поля,
Туда, где за песчаными буграми
Дышала давней тайною земля.

Там и поныне у речной излуки,
На полдороге к дому твоему,
В пустую ночь заламывая руки,
Былое наше ищет нас!
К чему?!

Есть много в мире белых роз и алых,
Есть птицы в небе и в ручьях вода,
Есть жизнь и смерть.
Но ни с каких вокзалов
В минувшее не ходят поезда.

Видно, так заведено навеки…


Видно, так заведено навеки -
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней, прожженные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.

Милая, мне скоро стукнет тридцать,
И земля милей мне с каждым днем.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнем.

Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая -
Знак того, что вместе нам сгореть.

То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.

В голове болотный бродит омут,
И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?

Может быть, целуясь до рассвета,
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного, глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.

Ну, и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край.
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.

Мятые простыни, бледные руки,
Что-то пустое в потерянном взгляде.
Ветер доносит лишь тихие звуки
Редких машин на пустой автостраде.

Скоро появятся сонные люди
И замелькают в штампованных окнах,
Утренний город их сразу забудет,
Чтоб растворить в черно-белых высотках.

Каждая ночь как бессонная мука,
Кофе в стаканах на ужин и завтрак.
Просто бродить по квартире без стука
Мне остается в молчаньи до завтра.

Время не лечит холодные души,
Шрамы на них разошлись полюсами.
Нас эти шрамы как память задушат,
Мы безысходность придумали сами.

Шелест страниц из потрепанной книги
Громко нарушит безмолвность в квартире.
Время плетет бесконечно интриги,
Хлам оставляя в забитом эфире.

Руки занять бы и голову тоже,
Чтобы забыться на час или больше.
Дни друг на друга безмерно похожи,
Кто же отсюда уйти мне поможет?

Снова заснуть остается под утро,
Нервы ни к черту, сжигает их память.
Только не легче во сне почему-то,
Как же больное в прошедшем оставить?

+4

Бегут часы, недели и года

Бегут часы, недели и года,
И молодость, как легкий сон, проходит.
Ничтожный плод страданий и труда
Усталый ум в уныние приводит:
Утратами убитый человек
Глядит кругом в невольном изумленье,
Как близ него свой начинает век
Возникшее недавно поколенье.
Он чувствует, печалию томим,
Что он чужой меж новыми гостями,
Что жизнь других так скоро перед ним
Спешит вперед с надеждами, страстями;
Что времени ему дух новый чужд
И смелые вопросы незнакомы,
Что он теперь на сцене новых нужд
Уж не актер, а только зритель скромный.

Человек пошел один по свету

Человек пошел один по свету,
Поднял ворот, запахнул полу.
Прикурил, сутулясь, сигарету,
Став спиною к ветру, на углу.

В парк вошел. Зеленоватый прудик.
В лодках свежекрашенных причал.
Отломил, посвистывая, прутик,
По ноге зачем-то постучал.

Плюнул вниз с дощатого помоста.
Так, лениво плюнул, не со зла.
Ничего и не случилось, просто
Понял вдруг: а жизнь-то ведь прошла.

ВСЁ ПО-СТАРОМУ

ВСЁ ПО-СТАРОМУ
«Всё по-старому...- сказала нежно.
             Всё по-старому..."
Но смотрел я в очи безнадежно -
             Всё по-старому...
Улыбалась, мягко целовала -
             Всё по-старому...
Но чего-то все недоставало -
             Всё по-старому!..
 
 
 
 
 

Когда я ребенком был, мал

Когда я ребенком был, мал,
Я солнце в воде уловлял,
И, блестки хватая в реке,
Мечтал сохранить их в руке!

Я жил! Жизнь осилила грудь...
И вновь я хочу зачерпнуть
Тех искр с их чудесным огнем,
Что зыблются в сердце твоем!

Чуть только коснусь — пропадут!
И капли, что слезы, бегут
С руки... и в тебе так темна
Погасшая вдруг глубина.

Человек

Дышит воздухом, дышит первой травой,
камышом, пока он колышется,
всякой песенкой, пока она слышится,
теплой женской ладонью над головой.
Дышит, дышит — никак не надышится.

Дышит матерью — она у него одна,
дышит родиной — она у него единственная,
плачет, мучается, смеется, посвистывает,
и молчит у окна, и поет дотемна,
и влюбленно недолгий свой век перелистывает.

Прохожий, мальчик, что ты

Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.

Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.

Иду… февраль прохладой лечит
жар щек… и снегу намело
так много… и нескромно блещет
красой любви лицо мое.

Как будто в узком коридоре сна

Как будто в узком коридоре сна,
Столкнулись мы…
Несвязны были речи.
То лето распахнуло настежь вечер,
То зимний день и снега белизна.
То тает все, то птицы улетают…
То грач, то лист, то радуги павлин…
Но пробужденье где-то нарастает —
Глаза откроешь — в комнате один.
Придешь к окну…
Несвязны были речи.
Откроешь дверь…
То лето, то весна…
Пойдут дела кружить, сутулить плечи.
Как будто в узком коридоре сна.

Старик

«Жарко, дедушка! Вставай-ка!
Ты под солнцем целый день…
Вон прохладная лужайка
И кругом от кленов тень».

— «Не прельщайте тенью, дети;
Нет, я с солнца не сойду!
Знаю сам, что клены эти
Хороши в моем саду.

Им годов теперь немало,—
Мне ровесники они…
Отдохните вы, пожалуй,
В освежающей тени;

Но прохлады не хочу я;
Этот зной меня живит.
Может быть, теплом врачуя,
Солнце дни мои продлит.

О небесное светило!
Озаряй меня и грей
На краю сырой могилы,
У предела ясных дней!

Дорожить нас старость учит
В жизни солнечным теплом.
Будет время!.. Как умрем —
В холодке лежать наскучит…»

СОСЕДКА

СОСЕДКА 
Не дождаться мне, видно, свободы,
А тюремные дни будто годы,
И окно высоко над землей!
И у двери стоит часовой!
Умереть бы уж мне в этой клетке,
Кабы не было милой соседки!..
Мы проснулись сегодня с зарей,
Я кивнул ей слегка головой.
Разлучив, нас сдружила неволя,
Познакомила общая доля,
Породнило желанье одно
Да с двойною решеткой окно,
У окна лишь поутру я сяду,
Волю дам ненасытному взгляду...
Вот напротив окошечко: стук!
Занавеска подымется вдруг.
На меня посмотрела плутовка!
Опустилась на ручку головка,
А с плеча, будто сдул ветерок,
Полосатый скатился платок,
Но бледна ее грудь молодая,
И сидит она, долго вздыхая,
Видно, буйную думу тая,
Все тоскует по воле, как я.
Не грусти, дорогая соседка...
Захоти лишь - отворится клетка,
И, как божии птички, вдвоем
Мы в широкое поле порхнем.
У отца ты ключи мне украдешь,
Сторожей за пирушку усадишь,
А уж с тем, что поставлен к дверям,
Постараюсь я справиться сам.
Избери только ночь потемнее,
Да отцу дай вина похмельнее,
Да повесь, чтобы ведать я мог,
На окно полосатый платок.    

ЕЛЕНЕ

ЕЛЕНЕ
Снегири взлетают красногруды...
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю.
Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мед.
Незаметно все приблизит сроки,
Седина нам кудри обовьет.
Я скажу тогда тебе, подруга:
«Дни летят, как по ветру листье,
Хорошо, что мы нашли друг друга,
В прежней жизни потерявши все..." 
   

Вечер (Под ногами скользь и хруст…)

Под ногами скользь и хруст.
Ветер дунул, снег пошел.
Боже мой, какая грусть!
Господи, какая боль!

Тяжек Твой подлунный мир,
Да и Ты немилосерд,
И к чему такая ширь,
Если есть на свете смерть?

И никто не объяснит,
Отчего на склоне лет
Хочется еще бродить,
Верить, коченеть и петь.

Сонет

Спокойно дни мои цвели в долине жизни;
Меня лелеяли веселие с мечтой.
Мне мир фантазии был ясный край отчизны,
Он привлекал меня знакомой красотой.

Но рано пламень чувств, душевные порывы
Волшебной силою разрушили меня:
Я жизни сладостной теряю луч счастливый,
Лишь вспоминание от прежнего храня.

О муза! я познал твоё очарованье!
Я видел молний блеск, свирепость ярых волн;
Я слышал треск громов и бурей завыванье:

Но что сравнить с певцом, когда он страсти полн?
Прости! питомец твой тобою погибает
И, погибающий, тебя благословляет.

Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.

Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: «Лишь сердце потревожь,
Жизнь — обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.

Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе».

Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что эта жизнь — стезя
Пусть обманут легкие подруги,
Пусть изменят легкие друзья.

Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык,—
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.

Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил — забыли про меня.

Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.

Август 1925


Серый сумрак бесприютней

Серый сумрак бесприютней,
Сердце — горче. Я одна.
Я одна с испанской лютней
У окна.

Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
В зеркалах.

Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты
Голос нежный, голос детский…
Где же ты?

Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле…
Бледный лик больной инфанты
В серой мгле.

Смех

Мы потеряли все — все, даже смех беспечный,
Рожденный радостью и теплотой сердечной,
Тот заразительный, тот предков смех шальной,
Что лился из души кипучею волной
Без черной зависти, без желчи и без боли, —
Он, этот смех, ушел и не вернется боле!
Он за столом шумел все ночи напролет,
Теперь он одряхлел, бормочет — не поет,
И лоб изрезали болезненные складки.
И рот его иссох, как будто в лихорадке!
Прощай, вино, любовь, и песни без забот,
И ты, от хохота трясущийся живот!
Нет шутника того, чей голос был так звонок,
Который песни мог горланить в честь девчонок;
Нет хлестких выкриков за жирной отбивной,
Нет поцелуев, нет и пляски удалой,
Нет даже пуговок, сорвавшихся с жилета,
Зато наглец в чести, дождался он расцвета!
Тут желчи океан и мерзость на виду,
Тут скрежет слышится зубовный, как в аду.
И хамство чванится гнуснейшим безобразьем,
Затаптывая в грязь того, кто брошен наземь!

О добрый старый смех, каким ты шел путем,
Чтоб к нам прийти с таким наморщенным челом!
О взрывы хохота, вы, как громов раскаты,
Средь стен разрушенных звучали нам когда-то,
Сквозь золотую рожь, сквозь баррикадный дым
Вы отбивали такт отрядам боевым,
И славный отзвук ваш услышать довелось нам,
Когда со свистом нож по шеям венценосным
Скользил… И в скрипе тех тележек, что, ворча,
Влачили королей к корзинке палача…
Да, смех, ты был для нас заветом и примером,
Что нам оставлен был язвительным Вольтером!
А здесь мартышкин смех, мартышки, что глядит,
Как молот пагубный все рушит и дробит,
И с той поры Париж от хохота трясется!
Все разрушается, ничто не создается!

Беда у нас тому, кто честным был рожден
И дарованием высоким награжден!
Стократ беда тому, чья муза с дивным рвеньем
Подарит своего любимца вдохновеньем,
И тут же, отрешась от низменных забот,
Туда, за грань небес, направит он полет, —
Смешок уж тут как тут, весь злобою пропитан,
Он сам туда не вхож, но с завистью глядит он
На тех, кто рвется ввысь, и свой гнилой плевок
На райские врата наложит, как замок;
И муза светлая, что, напрягая силы,
Навстречу ринулась к могучему светилу,
Чтоб в упоительном порыве и мечте
Спеть вдохновенный гимн нетленной красоте,
Теперь унижена, с тоскою и позором,
С понурой головой и потускневшим взором
Летит обратно вниз, в помойку наших дней,
В трущобы пошлости, которых нет гнусней
И там кончает век, рыдая от бессилья
И волоча в грязи надорванные крылья.

Поэт

Средь голых стен, изъеденных клопами,
Ни в смерть, ни в страсть не верящий давно,
Сидит поэт, и пялится в окно,
И утомленно вопрошает память.

Внизу — проспект с огнями и толпами,
Здесь — гребни крыш, безлюдно и темно.
В пустом бокале вспыхнуло вино.
Восходят звезды робкими стопами.

Пером он помавает в пузырьке,
Чтоб раздробить сгустившуюся влагу,-
И легкая строка, скользя к строке,

Узором клякс ложится на бумагу.
Поэзия российская жива,
Пока из клякс рождаются слова.

Жестокий друг, за что мученье

Жестокий друг, за что мученье?
Зачем приманка милых слов?
Зачем в глазах твоих любовь,
А в сердце гнев и нетерпенье?
Но будь покойна только ты,
А я, на горе обреченный,
Я оставляю все мечты
Моей души развороженной…

И этот край очарованья,
Где столько был судьбой гоним,
Где я любил, не быв любим,
Где я страдал без состраданья,
Где так жестоко испытал
Неверность клятв и обещаний,-
И где никто не понимал
Моей души глухих рыданий!

Как много в жизни мы теряем,-
всё чаще стоящих людей!
Бежим вперёд,куда не знаем-
всё чаще в поисках идей!

В родных глазах теряем время,
влюблённым-время нипочём!
Всё чаще путаемся с теми,
кто в сердце вовсе ни о чём..

Как много в жизни мы теряем,
жалеем тех,кто нам не впрок!
И зачастую вспоминаем
про тех,
с кем счастлив быть бы мог..

© Екатерина Никитина

Александр Васильев
Романс

И лампа не гоpит,
И вpyт календаpи,
И если ты давно хотела что-то мне сказать,
То говоpи.

Любой обманчив звyк.
Стpашнее тишина,
Когда в самый pазгаp веселья падает из pyк
Бокал вина.

И чёpный кабинет,
И ждёт в стволе патpон,
Так тихо что я слышy в глyбине
Вагон метpо.

Hа площади полки,
Темно в конце стpоки,
И в телефонной тpyбке эти много лет спyстя
Одни гyдки.

И где-то хлопнет двеpь,
И дpогнyт пpовода.
Пpивет… мы бyдем счастливы тепеpь
И навсегда.
Пpивет… мы бyдем счастливы тепеpь
И навсегда…

А жизнь на части – на «до» и «после»,
Я сплю ночами, я стала взрослой.
В огонь все чувства, сгорят и … пепел,
За то, что было, мы не в ответе.
Рассудит время, расставит точки.
Сначала семя, потом – цветочки.
На ушко тихо шепнут мне боги:
Ты был всего лишь одним из многих.
Но карты наши различной масти.
Все, как и прежде. Лишь жизнь – на части….

© Светлана Чеколаева

Мы не ценим других, мы роняем обидные фразы,
И Господь лишь для нас все деянья, конечно, вершит,
Но любой человек, непременно, к другому привязан,
Но любой человек, непременно, к другому пришит.
Каждый, сам по себе, ни копейки, наверно, не стоит,
Просто «жить для себя», бесполезно, наверно, увы,
Ради тех, кто пришит, поломать мы готовы устои,
И боимся всегда, чтоб, случайно, не лопнули швы.
Ради тех, кто пришит, пережить мы готовы ненастье,
Крепко сшитых людей не пугает ни буря, ни мгла,
Эти тонкие швы называются, попросту, счастьем,
Не завидую вам, если вас не коснулась игла.
И в кромешную тьму, и тогда, когда солнце в зените,
Сквозь молчанье и крик, сквозь прозрачный и хрупкий эфир,
Нас сшивают навек незаметные тонкие нити,
Если их оборвать, то внезапно обрушится мир…

© Автор неизвестен

Так страшно однажды остаться одной.
Ненужной. Беспомощной. Миром забытой.
Вдруг всем, называвшим любимой, родной,
чужой оказаться: стучать, где закрыто…

Так страшно, упав, наконец осознать:
на целой планете никто не поднимет,
никто не боится тебя потерять
и вряд ли в молитвах звучит твое имя…

Так страшно ворваться туда, где не ждут,
прервать разговор появленьем случайным,
как месяц почувствовать пару минут
повисшего вдруг неуклюже молчанья.

Простившись, уйти, ведь остаться нельзя…
Уйти, еще точно не зная дороги…
Так страшно, когда оставляют друзья…
Страшнее подчас, чем святые и боги…

А кто-то сверху наблюдает и смеется,
Как засыпаем с тем, с кем не хотим проснуться…
Не понимая, как нам, людям, это удается
С утра друг другу так фальшиво мило улыбнуться…

Как мы друг другу врем, что все забыто,
Как утром кофе с мыслями, как все достало…
Не вымыта посуда и в душе размыто…
Страх все разрушить и начать сначала…

Как мы не знаем цену тем словам, что говорим,
Как предаем друг друга нарушая обещанья,
Как мы не ценим то, что есть и не храним…
Себе прощая все, другим и половины не прощая…

Роберт Рождественский

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь…

Но ведь я не вернусь.

Георгий Адамович

О, жизнь моя! Не надо суеты,
Не надо жалоб, — это все пустое.
Покой нисходит в мир, — ищи и ты покоя.
Мне хочется, чтоб снег тяжелый лег,
Тянулся небосвод прозрачно-синий,
И чтоб я жил, и чувствовать бы мог
На сердце лед и на деревьях иней.

1920




Сохранить ссылку на эту страничку: